Заверение об обстоятельствах

ЗАВЕРЕНИЯ ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ В НОВОЙ РЕДАКЦИИ ГК РФ

     С 1 июня 2015 г. в ГК РФ появилась новая статья: ст. 431.2 о заверениях об обстоятельствах.

     Потребность, которая вызвала к жизни ст. 431.2 ГК РФ, достаточно очевидна. В обороте, в особенности в практике совершения сложных инвестиционных, финансовых и корпоративных сделок (акционерных соглашений, сделок продажи акций или доли, договоров совместной деятельности, договоров в области разработки месторождений и т.п.), стороны достаточно часто фиксируют в договоре или сопроводительной документации к нему определенные заявления о тех или иных имевших место в прошлом или на момент заключения договора фактических обстоятельствах, которые важны для другой стороны и позволяют ей принять взвешенное решение о заключении договора. Во внутрироссийских контрактах такие заявления (далее — заверения) встречаются достаточно часто и включаются даже в самые обычные договоры в рамках обычной хозяйственной деятельности.

     По сути, в форме заверений одна из сторон сообщает ту или иную информацию, имеющую важное значение для другой стороны и стимулирующую последнюю заключить договор на определенных условиях. В одних случаях раскрытие такой информации является обязательным с точки зрения тех или иных законодательных предписаний или общего принципа добросовестности (п. 3 ст. 307 ГК), в других — является необязательным, но осуществляется с целью повлиять на решение другой стороны заключить договор.

    Соответствующая информация может предоставляться в форме заверений, данных до заключения договора (например, в инвестиционном меморандуме или меморандуме о взаимопонимании), включаться в текст договора непосредственно или предоставляться в ходе исполнения договора. Принципиального значения это не имеет. Сообщать ложную информацию, обманывать партнера нельзя.

    Обманщик должен нести ответственность. Этот вывод, который представляется вполне логичным и даже неизбежным, лежит в основе ст. 431.2 ГК, предписывающей возмещение убытков в случае обмана.

    О чем на практике делаются заверения? Можно выделить три основные группы таких заверений.

  Первая группа — это заверения в отношении актива, являющегося объектом договора купли-продажи, мены, аренды, лицензионного договора или иных подобных договоров. Когда продавец заверяет покупателя в отношении характеристик отчуждаемого объекта или предмета иных подобных договоров, впору говорить о классической договорной ответственности за качество и чистоту титула. Например, если продавец заверяет покупателя, что отчуждаемая вещь не находится под арестом, не заложена, не обременена правами третьих лиц, приобретена на законном основании, обладает определенными качественными характеристиками, и впоследствии выясняется, что это ложь, покупатель вправе предъявить продавцу требования, вытекающие из нарушения договора. Ведь в обязанности продавца входила передача покупателю не просто вещи, но вещи, чистой от прав третьих лиц и обладающей определенными в договоре характеристиками. Если это требование не соблюдается, мы имеем классическое нарушение договорного обязательства и ответственность за чистоту титула (ст. 461 ГК), качество (ст. 475 ГК) и т.п. Иначе говоря, применительно к таким случаям нет никакой нужды во введении какой-то особой ответственности за предоставление ложных заверений; вполне достаточно норм об ответственности за нарушение обязательства.

    Сложность возникает в случае отчуждения акций и доли участия в ООО. Здесь на практике заверения даются в отношении не объекта отчуждения (акций или доли), а компании (нередко и в отношении ее дочерних компаний), акции и доли которой отчуждаются. Покупателя интересуют не сами акции (доля), а акции (доля) вполне конкретного предприятия. Соответственно, для него решающее значение имеют характеристики такого предприятия (наличие у него лицензий, отсутствие долгов, обороты, доходность и иные финансовые показатели, правильное оформление прав на недвижимость, отсутствие просрочек по полученным кредитам и т.п.). Не все эти характеристики могут быть с абсолютной достоверностью выявлены на стадии предваряющего заключение договора аудита (так называемого due diligence). Таким образом, покупатель настаивает на прямом закреплении таких показателей в самом договоре, рассчитывая на то, что в случае, если эти данные окажутся ложными, он сможет потребовать от продавца возмещения убытков или соразмерного снижения цены. В английском праве эту функцию выполняют как раз договорные заверения и гарантии (representations and warranties). В праве российском с этой задачей в принципе могло бы справиться расширительное толкование ст. 475 ГК об ответственности продавца за качество. В ней указаны все те искомые средства защиты: взыскание убытков, снижение цены и отказ от договора. К сожалению, не все юристы и суды были готовы к такой интерпретации названной статьи, узко толкуя правила о качестве и не видя того, что при продаже акций (доли) качество непосредственного объекта отчуждения косвенно определяется зафиксированными в договоре характеристиками предприятия, акции (доля) которого отчуждаются. В принципе, эту проблему было достаточно просто решить за счет судебного толкования. На самом деле в форме классических для договоров купли-продажи акций (доли) заверений в отношении предприятия, акции (доля) которого продаются, стороны конкретизируют обязательство продавца. Продавец должен передать акции (долю) предприятия, которое, в свою очередь, на момент заключения договора обладает указанными в форме таких заверений характеристик. Если продавец переоформил на покупателя акции (долю), но выяснилось, что предприятие не обладало описанными характеристиками, то стоит говорить о нарушении продавцом своих обязательств. Так что если бы речь шла только о таких заверениях, видимо, специальная норма об ответственности за ложные заверения не понадобилась бы. Было бы достаточно общих правил о договорной ответственности (ст. 393 ГК) и ответственности продавца за качество (ст. 475 ГК). Остается только удивляться, что до сих пор высшие суды не сняли всякую неясность в данном актуальном для практики вопросе. В контексте появления в ГК ст. 431.2 об ответственности за ложные заверения к таким заверениям в отношении компании, акции (доля) которой отчуждаются, может применяться именно она. Если впоследствии суды пойдут на расширительное толкование ст. 475 ГК, к соответствующим отношениям могут применяться ст. 431.2 и 475 в совокупности. Как мы видим, расширительное толкование ст. 475 ГК может быть альтернативой появлению института ответственности за ложные заверения.

    Соответственно, если бы речь шла о таких заверениях в отношении отчуждаемого актива, в принципе потребность в появлении ст. 431.2 ГК была бы, возможно, не столь острой. Но в реальности встречаются и другие виды заверений, которые уже никак нельзя было описать на языке договорного обязательства.

      Вторая группа заверений — это заверения в отношении самой стороны договора. В частности, в рамках таких заверений заемщик уверяет банк в своем финансовом положении, а также предоставляется информация о наличии у стороны необходимых лицензий, о наличии/отсутствии в составе акционеров тех или иных предприятий, о налоговом резидентстве, об использовании того или иного налогового режима или праве на применение той или иной ставки НДС и т.п. В ряде случаев ложность данных сведений может спровоцировать возникновение у контрагента, добросовестно положившегося на полученные заверения, убытков, которые он вполне обоснованно захочет возместить за счет обманщика. Например, иностранная компания может заверить российского контрагента о том, что она является налоговым резидентом страны, с которой у РФ имеется договор об избежании двойного налогообложения, и является конечным бенефициаром причитающихся ей роялти по лицензионному договору (в понятийном аппарате ст. 7 и 312 Налогового кодекса РФ «лицом, имеющим фактическое право на такие доходы»), не выступая в качестве промежуточного звена между российским контрагентом и некой компанией в другой офшорной зоне, с которой у РФ не заключено соглашение об избежании двойного налогообложения. В этой ситуации российский контрагент в силу международного договора между РФ и соответствующей страной вправе не удерживать (или применить пониженную ставку) налог на выплачиваемые этой иностранной компании роялти. Если эта информация окажется ложной, российские налоговые власти могут применить к российскому контрагенту санкции, предусмотренные в НК РФ. Другой пример: российское законодательство может запретить российской компании сотрудничать с иностранным партнером, попавшим под те или иные российские санкции, как напрямую, так и через его дочерние предприятия. В таких условиях для российского контрагента принципиально важно быть уверенным в том, что в состав акционеров его контрагента не входит иностранная компания, попавшая под российские санкции. Вполне очевидно, что российский контрагент, не имея возможности получить доступ к текущему состоянию реестра акционеров своего партнера, потребует предоставления ему заверений на сей счет. Если они окажутся ложными и у российского контрагента возникнут проблемы с отечественными властями, он должен иметь право возместить возникшие убытки за счет обманщика. Таких примеров можно приводить достаточно много.

      Третья группа заверений дается в отношении правовой судьбы самого договора. В частности, в рамках таких заверений одна из сторон заявляет другой, что директор полномочен совершать сделку в силу устава и иных внутренних документов компании; сделка не является для соответствующей стороны крупной, или она является крупной, но прошла все необходимые внутренние согласования; что на сделку получены иные необходимые согласия государственных органов или третьих лиц (например, залогодержателя на перевод долга, супруга на совершение сделки с общим имуществом, должника на уступку в нарушение договорного запрета на уступку; других участников ООО на отчуждение доли третьему лицу и т.п.); что другие участники ООО отказались от реализации своего преимущественного права; наконец, что сделка соответствует национальному праву, и т.п. Подобные заверения обычно даются тогда, когда имеется определенная угроза для действительности сделки, а контрагент не может быть абсолютно уверен в ее действительности. Заверения нужны для того, чтобы в случае признания сделки недействительной из-за наличия не идентифицированных контрагентом при заключении договора пороков этот пострадавший контрагент был вправе взыскать со своего партнера, чей директор дал ложные заверения, возникающие убытки. Например, российская компания заключает сделку с компанией с Ближнего Востока и в силу специфики национального права страны ее контрагента не может быть абсолютно уверена, что сделка не нарушает те или иные местные запреты и не будет признана недействительной. Поэтому она будет требовать предоставления ей ближневосточным партнером заверений в отношении соответствия сделки праву его страны. Смысл таких заверений обычно состоит в том, чтобы позволить контрагенту направлять меньше сил и времени на перепроверку соответствующих обстоятельств. Получая гарантию того, что в случае аннуляции договора ему возместят убытки, контрагент может чуть меньше переживать по поводу тщательности проведения due diligence. В итоге экономятся трансакционные издержки. Приведем пример. Компания дает своему контрагенту заверения, что у нее нет внутренних регламентов, ограничивающих полномочия директора, что сделка не является крупной, или заявляет, что сделка прошла все необходимые согласования. Безусловно, в силу специальных норм российских Законов об АО и ООО ¹, а также п. 1 ст. 174 ГК такую сделку можно оспорить, только если будет доказано, что контрагент знал или должен был знать об отсутствии у директора компании соответствующих полномочий на ее заключение. Контрагента беспокоит именно последнее «должен был знать». Толкование данного условия может быть как широким, так и достаточно узким. Все зависит от того, какой стандарт должной заботливости и осмотрительности применит суд при разрешении спора об оспаривании сделки. Заранее угадать это не всегда возможно, поэтому контрагент хочет подстраховаться и требует предоставления соответствующих заверений. Если в итоге суд посчитает, что контрагент с точки зрения стандартов разумной осмотрительности должен был запросить устав, баланс, другие документы и заподозрить неладное в полномочиях директора компании, и признает сделку недействительной, у контрагента при наличии в договоре таких заверений будет резервная возможность взыскать убытки с компании за ложь со стороны ее директора. Такая перспектива дает дополнительную уверенность, снижает трансакционные издержки на проверку полномочий и упрощает принятие решения о заключении договора.

     Заверения могут быть очень разными и выполнять разные бизнес-задачи. Выше мы представили лишь некоторые типы заверений. На практике могут встречаться и иные варианты. При структурировании сделок с акциями и долей в крупном бизнесе списки заверений часто занимают десятки страниц и являются предметом очень серьезных переговоров.

2.2. Санкции за предоставление ложных заверений

      Основной правовой вопрос, возникающий в связи с этим, состоит в том, что происходит, если предоставленная информация на поверку оказалась ложной. Российский ГК до 1 сентября 2013 г. предусматривал санкцию в виде нормы ст. 179 о праве оспорить сделку, совершенную в результате предоставления ложной информации, т.е. в результате обмана. Эта же норма предусматривала в качестве дополнительной к оспариванию санкции взыскание с обманувшего лица реального ущерба. С 1 сентября 2013 г. ответственность обманщика расширилась, и теперь он отвечает за любые убытки жертвы, а не только за реальный ущерб ². Оправданно ли оспаривание сделки, совершенной в результате обмана? Безусловно. Но всегда ли жертва заинтересована в аннуляции такого договора? Очевидно, что нет. Во многих случаях договор мог быть давно исполнен к моменту выявления ложности предоставленных заверений или возникновения у жертвы соответствующих неблагоприятных последствий. В ряде других случаев аннуляция договора просто не входит в интересы жертвы. Обман мог не быть столь существен, чтобы подорвать интерес к сделке в целом. Аннуляция договора даст жертве лишь право на защиту негативного интереса, что может абсолютно ее не устраивать. Жертва может иметь и часто имеет сильный интерес в сохранении договора, несмотря на всплывший обман. В то же время обман мог причинить жертве, полагавшейся на полученную информацию, убытки. И здесь встает вопрос о том, что было бы справедливо и целесообразно возместить эти убытки за счет обманщика. Никто, собственно, против логичности такого решения обычно не возражает. Ответственность обманщика за убытки, наступающая и тогда, когда сделка не аннулируется, — абсолютно необходимое правовое решение, которое будет способствовать превенции обмана при переговорах и заключении договора. Должна быть обеспечена неотвратимость наказания обманщика. Нередко обманщик понимает, что жертва вряд ли будет заинтересована в оспаривании договора, и при действовавшей до 1 июня 2015 г. редакции он мог быть уверен, что иск об убытках ему не грозит (так как по ст. 179 ГК взыскание убытков было неотъемлемым элементом оспаривания договора). При появлении же в праве возможности привлечения обманщика к ответственности за предоставление ложной информации отдельно от оспаривания сделки такой недобросовестный расчет не срабатывает.

      Необходимость признания самостоятельного, не сопрягаемого с оспариванием договора права жертвы обмана требовать возмещения убытков, возникших в результате сообщения ложной информации, широко признана в зарубежном праве. Так, в Модельных правилах европейского частного права (далее — DCFR) помимо права на оспаривание сделки, совершенной в результате обмана, прямо предусматривается статья, дающая жертве обмана самостоятельное право на взыскание с контрагента убытков, возникших в связи с предоставлением им недостоверной информации. Такое право может быть реализовано и в случаях, когда сделка не оспаривается (ст. II.–7:204 DCFR). Собственно, эта норма DCFR и стала одним из источников вдохновения для разработки ст. 431.2 ГК РФ.

     По сути, ст. 431.2 ГК РФ, вступившая в силу с 1 июня 2015 г., реализует именно задачу выделения права на взыскание убытков в случае обмана в качестве самостоятельного средства защиты, которое можно применять и без оспаривания сделки. Этот же режим ответственности может применяться и тогда, когда сделка аннулируется по иным, нежели ст. 179 ГК, основаниям (например, крупная сделка, сделка, совершенная с нарушением ограничения полномочий директора, и т.п.).

Применение в этих целях классической формы ответственности за нарушение договорного обязательства (убытки по ст. 393 ГК) для тех заверений, которые не являются заверениями в отношении отчуждаемого актива, представлялось законодателю невозможным. И действительно, ст. 393 ГК говорит об ответственности за нарушение обязательства. А последнее есть относительное правоотношение, в котором должник обязуется делать или не делать что-то в будущем. На этот счет имеется прямо закрепленная в ст. 307 ГК дефиниция обязательства. В случаях, когда предоставляется ложная информация о фактических обстоятельствах, имевших место в прошлом или присутствовавших в момент предоставления такой информации, говорить об обязательстве в контексте российского законодательства не приходится. Исключением является описанный выше случай предоставления заверений продавца в отношении актива, являющегося объектом отчуждения, или предприятия, акции (доля) которого отчуждаются. В принципе, функцию обоснования ответственности за предоставление ложной информации за рамками случаев с заверениями в отношении актива может выполнять и новая ст. 434.1 ГК об ответственности за недобросовестное ведение переговоров, тем более предоставление ложной информации указано в ней в качестве одного из видов недобросовестности при ведении переговоров. Тем не менее думается, что выведение самостоятельной статьи для регулирования ответственности за предоставление ложных заверений оправданно по следующим основаниям.

  Во-первых, ст. 434.1 ГК все-таки напрямую регулирует отношения сторон на стадии переговоров. Ложные заверения же могли как быть, так и не быть предметом переговоров. Возможны ситуации, когда заверения включены в форму проекта некоего договора и сторона дает их лишь в момент подписания договора. В этом плане применение в этих целях статьи об ответственности за недобросовестную практику ведения переговоров не вполне логично.

  Во-вторых, сама ст. 434.1 ГК предназначена в первую очередь для обоснования ответственности за недобросовестное ведение переговоров в ситуации, когда договор так и не состоялся. Здесь надо видеть разграничение между ответственностью за убытки при предоставлении ложной информации, упомянутой в ст. 434.1 ГК, и ответственностью за ложные заверения по ст. 431.2 ГК. В первом случае речь идет о сообщении ложной информации, возникновении убытков у другой стороны и взыскании их в ситуации, когда из-за раскрытия этой лжи договор так и не был заключен. Например, в начале переговоров в инвестиционном меморандуме потенциальному покупателю были сообщены определенные показатели работы продаваемой компании. Покупатель заинтересовался и начал углубленные переговоры, нанял команду юристов и аудиторов для проведения due diligence и успел потратить несколько миллионов рублей, прежде чем узнал, что сообщенная ему изначально информация была ложной. Он выходит из переговоров и обращается в суд с иском о взыскании своих расходов с обманщика по ст. 434.1 по правилам о преддоговорной ответственности. Иная ситуация возникает тогда, когда договор был в итоге заключен. Здесь применение правил о преддоговорной ответственности представляется не вполне логичным. В-третьих, в ряде случаев ложные заверения могут быть предоставлены и после заключения договора. Когда реализуются те или иные права по договору, это нередко происходит на основе какой-либо информации, поступающей от другой стороны. Если в ходе исполнения договора поступила ложная информация, в результате чего другая сторона приняла на себя те или иные расходы, было бы справедливо, чтобы лгун понес наказание и возместил убытки. Например, арендатор, пытаясь склонить арендодателя к расторжению договора, сообщает ему о постоянных сбоях в работе арендованного транспортного средства. Арендодатель тратит средства на проведение экспертизы, которая не выявляет дефектов и подтверждает, что никаких сбоев в работе оборудования на самом деле не было. В итоге рассерженный арендодатель требует от арендатора покрытия его расходов. Статья 431.2 ГК в полной мере эту ситуацию покрывает. В подобных ситуациях в принципе невозможно говорить о преддоговорной ответственности.

     Так что логично предположить следующее разграничение ст. 434.1 и 431.2 ГК. Если ложная информация предоставляется в ходе переговоров и договор в итоге так и не был заключен, применяется режим преддоговорной ответственности за недобросовестное ведение переговоров по ст. 434.1. Если же договор был заключен, то, независимо от того, предоставлялись ли ложные заверения до, в момент или после его заключения, применяется специальная норма ст. 431.2 ГК о заверениях об обстоятельствах.

     В принципе, в отсутствие специальной нормы об ответственности за ложные заверения такой иск можно было бы опереть на общие правила деликтной ответственности. В то же время такая форма обоснования усложнена отсутствием в нашем праве какой-либо ясности в вопросе о возможности взыскания в рамках деликтной ответственности чистых экономических убытков (pure economic loss), т.е. убытков, возникающих у жертвы непосредственно в виде тех или иных финансовых потерь в результате поведения делинквента, а не в качестве следствия первичного причинения вреда личности или имуществу жертвы. Классический деликт, который держит в уме любой российский судья, имеет место тогда, когда вред причиняется жизни, здоровью, имуществу или иным абсолютным правам жертвы. Так, в определении деликта ст. 1064 ГК говорит о вреде, причиняемом личности или имуществу жертвы. В случае же предоставления ложных заверений объективная сторона правонарушения состоит не в причинении вреда личности или имуществу, а в предоставлении недостоверной информации, провоцирующем возникновение у жертвы определенных финансовых потерь.

    В целом разработка проблематики чистых экономических убытков могла бы подтолкнуть наше право к расширению охвата нормы главы 59 ГК о возмещении вреда, и тогда предоставление ложных заверений могло бы спокойно караться на основании нормы деликтной ответственности. Но законодатель решил ввести специальные нормы об ответственности за предоставление ложной информации и не полагаться на эту туманную перспективу расширения охвата норм о деликте. Туманную потому, что какой-либо научной активности в вопросах деликтного права в России не наблюдается уже достаточно давно, а вопрос о легализации доктрины чистых экономических убытков является слишком сложным и глобальным, чтобы решать его между делом в рамках реализации столь узкой задачи, как институциализация договорных заверений в российском праве. Такое решение законодателя, по нашему мнению, достаточно мудрое, так как оно никоим образом не определяет правовую природу такой ответственности, оставляя этот вопрос для будущих научных разработок. Ничто не мешает нам признать эту ответственность частным случаем деликтной ответственности. В равной степени существует возможность разработки и какой-либо альтернативной теории. По такому же осторожному пути законодатель пошел и в вопросе об ответственности преддоговорной, закрепив ее в специальной норме ст. 434.1 и воздержавшись от ответа на теоретический вопрос о ее деликтной, договорной или гибридной природе.

2.3. Добросовестность жертвы обмана

     Правом на иск о взыскании убытков, вызванных ложными заверениями, обладает только добросовестный контрагент, который не знал и не мог заведомо знать об их ложности, т.е. полагался на заверения разумно и добросовестно. Если такой контрагент мог знать о ложности заверений лишь в случае, если бы он проявил принятый в обороте стандарт должной заботливости и осмотрительности, этого, на наш взгляд, недостаточно для блокирования иска об убытках, так как иначе важная функция заверений по снижению трансакционных издержек не будет выполняться. Заверения, собственно говоря, и берутся во многом именно для того, чтобы положиться на них вместо проведения собственного дорогостоящего due diligence. Но если будет доказано, что контрагент точно знал о ложности заверений и заведомо не мог не знать об этом, то вряд ли можно признать его разумно полагающимся на такие заверения и добросовестным. Соответственно, в подобной ситуации иск об убытках должен отклоняться.

Комментарии

Комментариев пока нет